Вадим Рутковский

Медленный Пушкин

Спектакль Камы Гинкаса «Записки покойного Белкина» в Московском Театре юного зрителя – вещь мудрая, но вполне юная по исполнению и настроению
Одноактное представление по двум из «Повестей Белкина» – «Метели» и «Выстрелу» – инсценировка с вариациями; с проекциями фантастической прозы на подлинную человеческую жизнь классика.


«То так, то пятак, то так, то пятак, то денежка» – сначала эту поговорочку (любимую присказку Пушкина, как узнаем из комментария позднее) расскажет, покачиваясь весёлой марионеткой, Дмитрий Супонин, герой которого заявлен как «Гаврила Гаврилович, отец Марьи Гавриловны, муж Прасковьи Петровны, и, может быть, он и есть покойный Белкин, чьи записки мы сегодня играем?». По очереди к нему присоединятся все пятеро других участников камерного – пусть и на большой сцене – спектакля;

покачаются-поколеблются забавной ленточкой так и так, настроят на эскизный лад повествования, прошитого глуповатым и магическим присловьем.

Сергей Кузнецов – он скоро будет Владимиром из «Метели» и Сильвио из «Выстрела» – перескочит на стихи: «Мне не спится, нет огня; / Всюду мрак и сон докучный. / Ход часов лишь однозвучный / Раздаётся близ меня, / Парки бабье лепетанье, / Спящей ночи трепетанье, / Жизни мышья беготня... / Что тревожишь ты меня?» Красота; тоже Пушкин написал, в ту же Болдинскую осень, «самую продуктивную пору» своей жизни; отчего лепетанье судьбы названо бабьим, попозже тоже пояснят – тут вообще будет много и забавных, и роковых отвлечений-пояснений, почерпнутый якобы из Википедии.

Полина Кугушева (или Евгения Михеева) – девица Марья Гавриловна – приступит к первым строчкам «Метели», её перебьют, наслоят на прозу нестройный хор, пропевающий стихотворение Жуковского, взятое эпиграфом к «Метели». Так и пойдёт – многоголосьем, как проза Льва Толстого в «Отце Сергии», только легче, с цитатами из Википедии, целомудренными играми (эротические сны толком так и не сыграют) и забавными запинками (вот Владимир осекается на незнакомом слове: «А что такое сетовали?»);

и письма тут пишут зонтиком – это же спектакль, можно и без пера; и в церковь добираются на гиросутере – кибитке XXI века...


Я пытаюсь передать полифонию и коллажность, пересказывая первые минуты взахлёб, спеша, и рискую создать ложное представление о ритме;

неспешность – ключевое слово для фундамента спектакля, собственно, повестей Белкина, инсценированных не в наскок, с вниманием к тексту, переменчивыми интонациями – вот только что было весело, а теперь и жутко;

и призраки войны зримо проступают сквозь игривую вязь любовной мистики «Метели». С паузами – Гинкас работает и со словами, и с воздухом между слов (и с точечными вкраплениями музыки – в записи и в исполнении квартета «Камерата»). И на сцене, оформленной художником Марией Утробиной, много воздуха: почти пустота; сверху нависают голые деревья, а внизу какие-то ящики, с наклейками «Пушкина руками не трогать» и вздыбившимися табуретками. И мистическую метель получится ощутить кожей – но без всяких ветродувов, благодаря словам и паузам. То, что в ящиках окажутся площадных размеров бюсты классика, можно догадаться; буквализм финала – вот вы посмотрели на Пушкина живого, а теперь полюбуйтесь на гипсового истукана – единственное, что я не совсем принял в спектакле; слишком очевидно.


В параллелях между «Метелью» и женитьбой Пушкина и «Выстрелом» и дуэлями Пушкина как раз не очевидность, но вызов, поэтический парадокс, личное прочтение прозы, жизни и судьбы. Что там и зачем наговорила хмельному, как иначе, Пушкину цыганка Таня? «Записки покойного Белкина» – чудесное театральное чтение конкретных пушкинских текстов и чтение истории, биографии, мифа;

попытка расслышать пророчества, прячущиеся в случайностях и звуке пистолетных осечек.

Наверное, это единственный спектакль, где осечки оглушают и заставляют вздрагивать сильнее выстрелов.

Это всё о спектакле в целом; о спектакле как поэзии – рифме к давней уже работе Гинкаса «Пушкин. Дуэль. Смерть» – тот был очевидно взрослым, мрачным, а «Записки» – в хорошем смысле слова детские, не чурающиеся пустяков, с разновозрастным – но солирует молодёжь – актёрским составом. И все – это уже о технике – действуют не слепо, видя и слыша и Пушкина, и друг друга, и Парки лепетанье. Вот в начале «Выстрела», когда уселись офицеры за карточный стол и стали метать банк, одна монета незапланированно упала на пол. Никого падение не смутило; суеты не вызвало; с гусарской выдержкой игроки дождались, когда сделает монета (ну просто артистка!) полный круг вокруг стола и тогда уже будет поднята соскучившейся по выстрелу рукой.

© Фотографии Елены Лапиной предоставлены пресс-службой театра.